6 печальных книг про медицину, написанных врачами.

Так получилось, что русские врачи испокон веков писали книги. И книги эти были хорошие, потому что врач в России — не наука и не ремесло и не медицина. Это всегда борьба. Всегда одинокий, полунищий, обремененный семьей герой, который стоит один против ветра и борется со стихией. А стихия — это и всеобщая апатия, ненависть к любому прогрессу, включая зеленку, и нежелание не то, что жить хорошо, а просто жить.

От Вересаева и Чехова и до самых последних наших дней почти ничего не изменилось. Инерция, косность и повседневный героизм вместо рациональной медицины и справедливой оплаты. Впрочем, о чем мы говорим? Впридачу к шести отличным русским книжкам про то, как все устроено у нас, мы добавляем один классический британский роман про медицину тридцатых годов. Разница, в общем, почти нулевая. Другое дело, что современные произведения искусства пытаются намекнуть нам, что с тех пор все поменялось, но мы слишком пессимистичны для того, чтобы верить в такие глупости.

Викентий Вересаев. Записки врача

Вересаев был потомственным врачом, военным лекарем на двух войнах — Японской и империалистической. Но еще до них, в 1900 году он написал «Записки врача» – текст, выдержанный в традициях великой русской литературы, довольно многословный, длинный, полный любовного томления и споров о судьбах Родины. Там не очень много собственно медицины, но полным-полно земской жизни. Крестьяне с искренней злобой относятся к городскому доктору, который приехал их облагодетельствовать и ненавидят всякий прогресс и вмешательство в свою жизнь. А опытные провинциалы к университетскому энтузиазму относятся со снисходительным презрением: «ничего, пообтешется».
Ну а медицинские кейсы, изредка попадающиеся в “Записках” поставили бы в тупик даже доктора Хауса. Да не просто поставили в тупик, а заставили бы его плача, бежать.
«Недели две назад позвали за реку доктора Чубарова к старухе одной; оказалась дизентерия. Он прописал ей лекарство, а кроме того — карболки, чтоб вылить в отхожее место. Старушка-то святая и рассуди: зачем «лекарствие» в такое место выливать? Да стаканчик раствору и хватила. Ну, к вечеру, разумеется, лежала под образами. Назавтра приезжает доктор, собрался народ, окружил его и начал расправу; били его, били — насилу полиция отняла».

Михаил Булгаков. Записки юного врача

Абсолютно классический текст, идеально выдержанный, лаконичный, эмоциональный, бесконечно юный и умный. Совсем молодой врач, выпускник университета, приезжает в ужасную глушь – в сельскую больницу, куда больных привозят санным путем (в русской провинции всегда зима, снег, волки и ночь) за сто верст. Он вынослив, храбр, ну или по крайней мере умеет подавлять свой страх, любознателен и искренне верит в клятву Гиппократа. Но выдержать все это, разумеется, невозможно. Собственно, поэтому следующая за «Записками» книжка — это «Морфий».
«Только на конфетных коробках рисуют таких детей — волосы сами от природы вьются в крупные кольца цвета спелой ржи. Глаза синие, громаднейшие, щеки кукольные. Ангелов так рисовали. Но только странная муть гнездилась на дне ее глаз, и я понял, что это страх, — ей нечем было дышать. «Она умрет через час», — подумал я совершенно уверенно, и сердце мое болезненно сжалось».

Арчибальд Кронин. Цитадель

Знаменитый британский писатель, написавший несколько книг о трудной жизни в межвоенной Англии. «Цитадель» – книга о враче, которому надо разорваться между необходимостью спасать жизни шахтеров и необходимостью получить постоянную состоятельную клиентуру. Публикация этого романа послужила одной из причин для создания системы национального здравоохранения — одной, между прочим, из самых эффективных в мире. Но в межвоенные времена все у них было примерно так же, как у нас.
«Вам не мешает знать несколько вещей насчет этого местечка. Вы увидите, что оно не отвечает лучшим романтическим традициям. Здесь нет ни больниц, ни карет скорой помощи, ни рентгеновских лучей – ничего. Когда больному нужна операция, ее делают на кухонном столе, а потом моют руки в посудной».

Юлий Крелин. Хирург

Знаменитый советский врач, написавший несколько романов о медиках и медицине. Книги эти сподвигли тысячи людей поступать на медицинский и посвятить себя этому высокому служению. При этом Крелин-то как раз хотел не служения, а нормы, насколько можно понять из его книг.
Герой повести «Хирург» – заведующий отделением в больнице. Мир в лице парторга, месткома и уездного начальства хочет, чтобы он и все его сотрудники проявляли ежедневный трудовой героизм. Герой же хочет нормальной ежедневной работы: чтобы хирург резал, медсестра ухаживала за больным, уборщица мыла пол, прачечная стирала белье и всем бы за это платили нормальных денег. В советские времена — настоящая крамола. Как и сейчас, впрочем.
«Да что это за чертовня какая-то! На совещания никому не нужные гоняют, кислород бегать на улицу самому подключать, дыхательной аппаратуры нет. Да что это за издевательство! В табор уйду. Буду цыган лечить и бродить с ними. Подсчитайте, сколько у нас совещаний, семинаров, занятий, школ, то кого-то мы должны учить, то по гражданской обороне, то по линии санитарной грамотности, то по черт знает чему! А у меня больной тяжелый на столе лежит».

Максим Осипов. «Грех жаловаться»

Врач-кардиолог Максим Осипов, доучивавшийся в Америке, вернулся в Россию в девяностых и занялся тут издательским бизнесом, а уже в нулевых уехал в уездную больницу в Тарусе, после чего написал несколько нашумевших очерков, вышедших отдельной книгой. Он оказался в очень интересной позиции: провинциальный кардиолог видит весь народ, и богатых, и бедных, и сильнопьющих, и совсем спившихся. Его наблюдения и размышления довольно мрачны, но не без оптимизма. Книга жутковатая, но абсолютно обязательная к прочтению.
«Первое и самое ужасное: у больных, да и у многих врачей сильнее всего выражены два чувства — страх смерти и нелюбовь к жизни. Обдумывать будущее не хотят: пусть все остается по-старому. Не жизнь, а доживание. По праздникам веселятся, пьют, поют песни, но если заглянуть им в глаза, то никакого веселья вы там не найдете. Критический аортальный стеноз, надо делать операцию или не надо лежать в больнице. — Что же мне — умирать? — Ну да, получается, что умирать. Нет, умирать не хочет, но и ехать в областной центр, добиваться, суетиться — тоже. — Мне уже 55, я уже пожил (пожила). — Чего же вы хотите? — Инвалидности: на группу хочу».

Максим Малявин. «Записки психиатра или всем галаперидолу за счет заведения»

Единственная по-настоящему оптимистичная книжка в нашем списке.
Психиатр из Самары несколько лет назад начал вести блог, добился большого интереса читателей, издал книжку, да и еще, наверное, издаст, благо материала — прорва. Это, собственно, в чистом виде опубликованный блог. Маленькие миленькие истории про психов и про то, как готовят психиатров, чтобы они сами не стали пациентами. Чистейший оптимизм, минимум рефлексии, очень смешные анекдоты. Дескать, не беспокойтесь, граждане: привяжем вас «вязочками» к кровати, сделаем укольчик в попу и все будет очень, очень хорошо.
«Забрав на очередном вызове буйную пациентку, машина взяла курс на дурдом. Всю дорогу санитары предпринимали попытки ограничить метания дамы по салону, потому что вязки не взяли. Для тех, кто не в курсе: вязки — это несколько метров фланелевой ткани, сложенной и простроченной в виде толстого жгута. Они заменяют такую полезную, но ушедшую в историю вещь, как смирительная рубашка. Фельдшер решил, что без пары кубиков аминазина тут никак, набрал шприц и влился в коллектив. Теперь один из санитаров пытался удержать больную за руки, другой — за ноги, а фельдшер — оголить ей зад и сделать целебный укол. Игла пронзила мягкие ткани, даму обуяли изумление и душевный трепет, и негодяи мужского пола разлетелись в стороны, аки ласточки».

05 декабря 2014

398